🚩✊ 📚 СУДЬБА ПИСАТЕЛЯ — РЕВОЛЮЦИОНЕРА
15 марта 1926 года в Москве на 35 году жизни умер Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ.
Он прославился благодаря своему роману «Чапаев» (1923), одноименному фильму и многочисленным народным анекдотам, кочевавшим из уст в уста по всему бескрайнему Советскому Союзу.
Официально — умер от менингита, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Советский генерал Хлебников, близкий друг и сослуживец Фурманова по Чапаевской дивизии, так вспоминает об обстоятельствах его болезни и кончины:
«Наши слушатели просили Дмитрия Андреевича написать о Фрунзе так, как написал он о Чапаеве. Он ответил, что и сам об этом думает. Действительно, Фурманов даже составил план будущей книги, но большего сделать не успел. Заболел ангиной, пустяковой, на его взгляд, болезнью, да не умел он себя беречь.
С высокой температурой продолжал выступать на писательских собраниях, требуя выполнения решений ЦК партии по литературе, призывая очистить ряды писателей от двурушников, интриганов и склочников.
Ангина вызвала заражение крови. 15 марта 1926 года мне позвонили на службу, попросили срочно приехать к Фурманову— Дмитрию Андреевичу стало совсем плохо. У постели Фурманова я застал несколько самых близких его друзей. Среди них была и сестра Владимира Ильича Ленина — Анна Ильинична Ульянова-Елизарова.
Дмитрий был в бреду. Несколько часов спустя он скончался. «Золотой человек умер», — с глубокой болью сказала Анна Ильинична».
— Хлебников Н. М. Под грохот сотен батарей. — М.: Воениздат, 1974.
***
Родился советский писатель — прозаик, революционер, военный и политический деятель Дмитрий Андреевич Фурманов
7 ноября 1891 года согласно автобиографии в семье крестьянина, но судя что в разных источниках указывается разное имя отца, биография могла быть сочинена им с такой же достоверностью, как и его знаменитая повесть о Чапаеве.
Учился в реальном училище г.Кинешмы, где и решил посвятить свою жизнь литературе. В 1912 году поступает в Московский университет на филологический факультет (неплохо для угнетенного безграмотного крестьянина), который окончил в 1915 году, но госэкзаменов сдать не успел. Принял участие в Первой Мировой войне в качестве брата милосердия РОКК, в чине прапорщика.
В январе 1915 года Дмитрий Андреевич вступил в брак с кубанской казачкой Анной Никитичной Стешенко (1897-1941). Со своей избранницей он познакомился в санитарном поезде, где его будущая жена служила сестрой милосердия. После Октябрьской революции Анна Никитична постоянно сопровождала мужа по местам его службы. Вместе они прожили одиннадцать лет – до смерти писателя.
После Февральской революции входил в Совет рабочих и солдатских депутатов в Иваново-Вознесенске. Весной 1917 года примкнул к эсерам-максималистам, затем перешёл к анархистам.
Выдвинулся «по партийной линии» во время корниловского выступления (август 1917 года), когда стал секретарём Штаба революционных организаций Иваново-Вознесенска.
С сентября 1917 — зампред. местного Совета, поддержал Октябрьскую революцию, причём приказал арестовать бастовавших почтово-телеграфных служащих. Был включен в состав военной секции местного Совета. В июле 1918 года вступил в РКП(б). Во главе красногвардейского отряда принимал участие в подавлении Ярославского восстания.
В это время сближается с М. В. Фрунзе, бывшим тогда в Иваново-Вознесенске председателем губкома РКП(б) и военным комиссаром Иваново-Вознесенской губернии. Осенью 1918 г. становится секретарём Иваново-Вознесенского окружкома РКП(б). С сентября 1918 года по поручению Фрунзе, ставшего уже комиссаром Ярославского военного округа, руководит пропагандой среди военных частей этого округа.
В январе 1919 года, когда Фрунзе был назначен командующим 4-й армией Восточного фронта, также отправляется в качестве политработника на Восточный фронт, где стал комиссаром Александро-Гайской группы войск. С 25 марта — комиссар 25-й стрелковой дивизии, которой командовал В. И. Чапаев. 30 июня 1919 года из-за конфликта с Чапаевым переведён из дивизии в Туркестан. С августа 1919 по сентябрь 1920 года — начальник политотдела Туркестанского фронта, одновременно с конца 1919 года — уполномоченный РВСР в Семиречье.
12-19 июня 1920 года во время восстания в гарнизоне города Верного (Алма-Ата) сыграл ключевую роль в ликвидации восстания: Фурманов вёл с повстанцами переговоры, затягивая время, пока не подошли верные части (этот эпизод описан им в романе «Мятеж»).
С августа 1920 года — на Кубани, комиссар десантного отряда Е. И. Ковтюха, срочно сформированного и направленного для отражения Улагаевского десанта. Назначен начальником политического отдела IX Кубанской армии. Весной 1921 года был главным редактором газеты «Красный воин».
В июне 1921 году Фурманов приезжает в Москву, работает в литературно-издательском отделе Политуправления РевВоенСовета, членом Высшего военно-редакционного совета; с ноября заведует редакцией журнала «Военная наука и революция» и одновременно завершает филологическое образование в Московском университете (окончил в 1924 году).
С сентября 1923 года — в Госиздате; политредактор, затем редактор отдела современной художественной литературы.
В 1924—1925 годах — секретарь Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП).
Наибольшую известность из литературного наследия Фурманова получил роман «Чапаев».
В 1934 году по материалам этой книги режиссёры братья Васильевы поставили одноимённый фильм, завоевавший в СССР огромную популярность.
***
«Что мог знать Фурманов о лбищенской трагедии?
С подлинными документами работать он тоже не мог — по причине их полного отсутствия в природе.
Да и с непосредственными свидетелями из числа бывших чапаевцев, тоже на самом деле не общался, поскольку за три месяца своего комиссарства у Чапаева не приобрёл никакого авторитета среди бойцов, так и оставшись для них чужаком, присланным исключительно для соглядатайства за их любимым командиром.
Да он и сам никогда особо не скрывал своего откровенного презрения к чапаевцам: «бандиты, которыми командовал усатый фельдфебель» — это из личных записей самого Фурманова.
Легенду о чудесных и даже якобы приятельских отношениях комиссара и Чапаева сам же Фурманов и сочинил. В реальной жизни, судя по документам, комиссар как минимум недолюбливал лихого Чапаева. Во всяком случае, об этом красноречиво свидетельствуют опубликованные историком Андреем Ганиным письма и дневниковые записи из коллекции Фурманова, находящейся в отделе рукописей РГБ.
Да и начдив не пылал любовью к комиссару, слыл юдофобом и всегда нарочито коверкал фамилию комиссара, именуя его «товарищ Фурман», словно намекая на его национальную принадлежность.
«Сколько раз вы издевались и глумились над комиссарами, как вы ненавидите политические отделы, — писал Чапаеву уже переведённый из дивизии Фурманов, — … издеваетесь над тем, что создал ЦК».
С откровенной угрозой добавляя: «Ведь за эти злые насмешки и за хамское отношение к комиссарам таких молодцов из партии выгоняют и передают чрезвычайке».
А всё, оказывается, ещё и потому, что мужики женщину не поделили — Чапаев запал на жену Фурманова! «Он хотел моей смерти, — кипел возмущённо Фурманов, — чтобы Ная досталась ему… Он может быть решительным не только на благородные, но и на подлые поступки».
Оскорблённый нежным вниманием Чапаева к своей жене (этих ухаживаний, кстати, вовсе не отвергающей), Фурманов отправляет гневное послание Чапаеву. Но дуэли, даже на перьях, не вышло: начдив, видимо, попросту избил своего комиссара. И тот пишет рапорт командующему фронтом Фрунзе, жалуясь на оскорбительные действия начдива, «доходящие до рукоприкладства».
Начдиву намекают, что с комиссаром надо бы поделикатнее, и Василий Иванович делает шаг к примирению. В бумагах Фурманова, некоторую часть которых опубликовал историк Андрей Ганин, сохранилась такая записка (стиль оригинала сохранён):
«Товарищ Фурман! Если нуждаетесь барышней, то приходи, ко мне придут 2, — одну уступлю. ЧАПАЕВ». В ответ Фурманов продолжает писать жалобы на Чапаева Фрунзе и в политические инстанции, именуя начдива тщеславным карьеристом, опьянённым властью авантюристом и даже трусом!
«Мне рассказывали, — пишет он уже самому Чапаеву, – что некогда вы были храбрым воином. Но теперь, ни на минуту не отставая от вас в боях, я убедился, что храбрости в вас больше нет, а ваша осторожность за свою многоценную жизнь очень похожа на трусость..».
В ответ Чапаев изливает душу жене Фурманова: «Я больше не могу с такими идиотами работать и служить, ему быть не комиссаром, а кучером».
Фурманов, сходя с ума от ревности, пишет новые доносы, обвиняя соперника в измене революции, анархизме и что тот специально посылает его, Фурманова, в наиболее опасные места, чтобы после овладеть его женой! Высокие инстанции заботливо присылают инспекции, достающие начдива дознанием, словно ему и делать уже больше нечего.
Взбешённый Чапаев в ответ рапортует, что его комиссар совершенно запустил в дивизии всю политическую работу. Шекспировские страсти отдыхают, — а ведь это фронт, война!
Фурманов даже не поленился сообщить самому Чапаеву, что накопил на него компромат: «Кстати, ещё помните, что у меня в руках есть документы, факты и свидетели». И дальше неприкрытая угроза: «Эти все документы у меня на руках, и при случае я покажу их кому следует, чтобы раскрыть Вашу гнусную игру. … Когда будет нужно, я обнажу документы и расчешу по косточкам всю Вашу низость».
И ведь обнажил, направив очередной пространный донос на Чапаева. Но командование фронта, утомлённое кляузной эпопеей, сместило и наказало самого Фурманова, отправив его в Туркестан.
По сути, Фурманов был в дивизии Чапаева надзирающим оком Льва Троцкого. Не то чтобы вождь Красной Армии не терпел персонально Чапаева (хотя не без этого) — он просто ненавидел и боялся «самостоятельных» как таковых, выборных (и бывших выборных) командиров.
1919-й год как раз и примечателен массовым «падежом» наиболее популярных выборных красных командиров, развернулась организованная Троцким чистка «народных начдивов».
От «случайной» пули в спину во время рекогносцировки погибает начдив Василий Киквидзе. По указанию Троцкого «за невыполнение приказов и дискредитацию политработников» расстрелян командующий южным Ярославским фронтом Юрий Гузарский.
Расстрелян — снова по приказу Троцкого — популярный украинский комбриг Антон Шарый-Богунский. «Случайно» убит Тимофей Черняк, тоже популярный среди бойцов командир Новгород-Северской бригады. Ликвидирован Василий Боженко — командир Таращанской бригады, соратник Богунского, Черняка и Щорса.
30 августа 1919 года пришёл черед и самого Щорса, получившего пулю в затылок — тоже «случайную», тоже от своих. Как и Чапаев: да-да, он тоже получил пулю в затылок — по крайней мере, члены Реввоенсовета 4-й армии в этом не сомневались.
Сохранилась запись разговора по прямому проводу члена Реввоенсовета 4-й армии Сундукова с только что назначенным комиссаром 25-й дивизии Сысойкиным.
Сундуков инструктирует Сысойкина: «Тов. Чапаев, видимо, был сначала легко ранен в руку и при общем отступлении на бухарскую сторону пытался тоже переплыть Урал, но не успел войти в воду, как случайной пулей был убит в затылок и упал у самой воды, где и остался. Таким образом, мы теперь имеем также данные о безвременной гибели вождя 25 дивизии…».
Такая вот установочная версия с интересными подробностями. Ни свидетелей, ни тела, но член Реввоенсовета армии, сидящий за десятки, а то и сотни вёрст от Лбищенска, столь убедительно говорит о «случайной» пуле в затылок, словно сам свечку держал!
Или получил детальный отчёт исполнителя? Правда, свежий комиссар 25-й дивизии, понимая, что про пулю в затылок лучше не заикаться, тут же предлагает более интересную версию: «Относительно Чапаева это правильно, такие показания давал казак жителям форпоста Кожехаровский, последние передали мне. Но на берегу Урала трупов валялось много, товарища Чапаева не было. Он был убит на середине Урала и утонул на дно…». Член Реввоенсовета соглашается: на дно, так на дно, так даже лучше.
Примечателен и приказ за подписью командующего Туркестанским фронтом Фрунзе и члена Реввоенсовета фронта Элиавы, датированный 11 сентября 1919 года:
«Пусть не смущает вас ничтожный успех врага, сумевшего налётом кавалерии расстроить тыл славной 25-й дивизии и вынудить её части несколько отойти к северу. Пусть не смущает вас известие о смерти доблестного вождя 25-й дивизии Чапаева и её военного комиссара Батурина. Они пали смертью храбрых, до последней капли крови и до последней возможности отстаивая дело родного народа».
В документах фонда секретариата наркома обороны Ворошилова находится любопытная служебная записка на его имя наркома внутренних дел Ягоды за 1936 год.
Один нарком сообщает другому, что вскоре после выхода на экраны фильма «Чапаев» обнаружился некий безногий инвалид, утверждавший, что он — Чапаев. Чекисты отнеслись к нему со всей серьёзностью, учинив полноценное дознание.
Хотели даже его очную ставку учинить с бывшим чапаевским комбригом, Иваном Кутяковым, который в 1936 году был замкомандующего войсками ПриВО. Судя по всему, Кутяков был в шоке, от очной ставки с инвалидом отказался категорически, сославшись на занятость, хотя согласился на опознание по принесённым ему особистами фотографиям. Долго всматривался в них, колебался — вроде и он, похож. Потом не слишком уверенно произнёс: не он.
Самозванец, претендующий на геройские лавры после выхода на экран фильма «Чапаев»? Но из документа следовало, что инвалид вовсе не рвался в герои по своей воле, а был выявлен бдительными органами — скорее всего, в ходе проводившейся тогда паспортизации.»
