Николай Соломонович Мартынов родился 9 октября 1815 года в Нижнем Новгороде в родовитой, обеспеченной семье. Сразу после рождения родители увезли мальчика в свою подмосковную усадьбу в Мартыново-Знаменское, где он и провел детство, играя со своими многочисленными братьями и сестрами.
Когда настало время, отец отправил Николая в школу юнкеров. Именно здесь Мартынов и познакомился с Мишей Лермонтовым — едким, насмешливым, но невероятно талантливым мальчиком. Николай и Михаил подружились. Во время уроков по фехтованию на эспадронах Мартынов был постоянным партнером Лермонтова.
Михаил писал прекрасные стихи, и все это знали. Мартынов втайне тоже сочинял и, тщеславный, как и все мальчишки, считал себя поэтом ничуть не худшим, чем Лермонтов.
Как-то раз Николай показал Михаилу свои стихи, надеясь на одобрение, но тот отозвался о них с иронией. Мартынов стерпел, но затаил обиду на товарища.
Вскоре Михаил Юрьевич прославился на всю страну, его стихотворение на смерть Пушкина гремело над Россией, как набат. За эти стихи Лермонтов отправился в свою первую ссылку на Кавказ. Мартынов же своими стихами покорял лишь сердца салонных дам, да и то далеко не всегда.
Тем не менее, Николай не считал себя в чем-то уступающим Лермонтову. Напротив, несмотря на успехи Михаила, Мартынов был уверен, что он гораздо лучше и как поэт, и как прозаик. Просто его стихи «не угодили в струю».
До нас дошло не так много образцов творчества Мартынова, но даже не специалист, сравнив их с произведениями Лермонтова, скажет, что это все равно что сравнивать Солнце и песчинку.
Вот только Мартынов не считал себя песчинкой литературного моря. Он никак не мог смириться с тем, что поэтический талант Лермонтова неизмеримо больше. Мартынову была дана великолепная внешность — высокий рост, широкие плечи, мужественное лицо. Неказистому коротышке Лермонтову был дан талант. И с этим Мартынов никак не мог смириться.
Впрочем, Михаил Юрьевич, которого в юнкерской школе прозвали Горбуном, также не мог смириться с тем, что он всегда ощущал себя нелепым карликом рядом с Мартыновым.
Николай Соломонович, подобно другим литераторам, вел с Лермонтовым заочную полемику на страницах своих произведений.
11 июля 1840 года Николай и Михаил приняли участие в кровопролитном сражении с горцами на реке Валерик у крепости Грозная. Оба написали об этом стихи. «Валерик» — мощнейшее антивоенное стихотворение Лермонтова, в котором он зримо показывает те страдания, что несет людям война, задается философскими вопросами о том, зачем Божьи создания истребляют друг друга.
Прочтя «Героя нашего времени», Мартынов усмотрел в Грушницком себя, а в княжне Мери — свою сестру Наталью. В целом, Николай Соломонович был согласен с той оценкой, что дал роману Лермонтова царь: «Такие романы портят нравы и портят характер».
В своей повести «Гуаша» Мартынов спорит с другом, пытается вывести образ «правильного» героя, который ведет себя с дамами не так, как Печорин. Николай Соломонович не осознает, но его герой получается натуральным Грушницким.
В текстах Мартынова явно проявляются болезненное самолюбие, нетерпимость к чужому мнению и даже некоторая жестокость характера.
За уже упомянутой сестрой Мартынова Натальей Лермонтов одно время ухаживал. Приемы, которые использовал Мишель, пытаясь покорить Наталью, Мартынов узнавал, читая о том, как Печорин кружил голову княжне Мери. В романе все закончилось громовыми словами «Я вас не люблю», сказанными девушке, любви которой Печорин столь старательно добивался.
В тот день над горой Машук была страшная буря. И страшная буря долго — очень долго — копилась в душе Мартынова. Николай Соломонович болезненно «коллекционировал» все обиды, даже самые мелкие, что нанес ему Лермонтов. В коллекцию шли даже невинные детские шалости. Чего уж говорить о таких «грехах», как, скажем, иронические замечания, отпущенные Михаилом Юрьевичем в адрес романтических стихов Мартынова.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения Николая Соломоновича, стали события, произошедшие в пятигорском доме генерала Верзилина вечером 13 июля 1841 года.
Лермонтов и Мартынов ухаживали за тремя дочерями генерала, уделяя особое внимание красавице Эмилии Верзилиной. Девушка больше благоволила Мартынову: красивая внешность для нее перекрывала поэтическую гениальность.
Лермонтова это обстоятельство, понятное дело, порадовать не могло. Он пытался развеселить девушку, но колкости Михаила Юрьевича утомляли и даже пугали Эмилию. В результате поэт обратил свое внимание на Мартынова. Николай Соломонович стоял рядом с роялем, на котором играл князь Трубецкой.
— Мontagnard аu grand poignard, — сказал Лермонтов. С французского это означало «горец с большим кинжалом». Дело в том, что Мартынов не так давно вдруг сменил обмундирование русского офицера на черкесский наряд. Лермонтову это обстоятельство показалось забавным, и он неоднократно подтрунивал над Николаем Соломоновичем.
Сказана фраза была негромко, но — надо же было такому случиться — князь Трубецкой именно в этот момент бросил играть на рояле. В наступившей тишине отчетливо прозвучало слово «poignard».
Мартынов побледнел, как полотно. Подойдя к Лермонтову, он процедил сквозь зубы:
— Сколько раз я просил вас оставить свои шутки при дамах!
И тут же отошел прочь, не дожидаясь ответа Михаила Юрьевича. Лермонтов, впрочем, ничуть не расстроился.
-Это ничего, завтра мы опять будем друзьями», — сказал он Эмилии.
Но он ошибся.
Ссора продолжилась на улице. Конечно, она выглядела не так, как в наши времена, ведь оба ее участника были людьми благородными. Когда Лермонтов вышел из дома Верзилиных, он увидел Мартынова. Тот ждал его.
Николай Соломонович взял Михаила Юрьевича под руку и они пошли вверх по бульвару.
Мартынов по-французски сказал, что он долго выносил шутки Лермонтова и неоднократно просил, чтобы тот прекратил. В конце своей тирады Николай Соломонович добавил по-русски:
-Я тебя заставлю перестать.
Лермонтов пожал плечами:
-Ты ведь знаешь, Мартынов, что я дуэли не боюсь, и от нее никогда не откажусь, значит, вместо пустых угроз тебе лучше действовать.
-Ну, в таком случае завтра у вас будут мои секунданты, — отозвался Мартынов и, отпустив руку Лермонтова, отправился восвояси.
Лермонтов был уверен, что дуэль закончится примирением. Поэт считал причину поединка пустяком, но обидчивый Мартынов думал совершенно иначе.
Николай Соломонович ехал на гору Машук убивать или быть убитым.
Секунданты Васильчиков и Глебов отмерили тридцать шагов. Мартынов и Лермонтов заняли свои места, зарядили пистолеты.
«Сходитесь!» — крикнул Глебов.
Лермонтов остался стоять на месте. Пистолет он поднял дулом вверх, демонстрируя нежелание стрелять. Лицо поэта было светло и спокойно.
Мартынов же быстрым шагом дошел до барьера, сократив расстояние со своим недругом до максимально разрешенного, и, прицелившись, выстрелил.
«Лермонтов упал, как будто его скосило на месте», — написал впоследствии князь Васильчиков.
Секунданты бросились к поэту: тот был мертв.
Мартынов даже не взглянул на бывшего друга. Будучи военным, он прекрасно знал, что его пуля не оставила Лермонтову ни малейшего шанса. Николай Соломонович стрелял не для того, чтобы Михаил Юрьевич выжил. Не говоря никому ни слова, Мартынов вскочил на коня и поскакал по направлению к городу.
Разумеется, Мартынов не собирался убегать. В Пятигорске он тут же отправился в комендатуру и сдался властям, заявив о дуэли и ее результате.
Военно-полевой суд приговорил Николая Соломоновича к разжалованию и лишению состояния, однако царь заменил эту относительно суровую кару на трехмесячный арест на гауптвахте и церковное покаяние. Отбыв наказание, Мартынов тут же отправился в свое имение в Подмосковье.
Впоследствии он неоднократно предпринимал попытки оправдаться за свой поступок, никогда, впрочем, не высказывая раскаяния или сожаления. Вот что писал Мартынов:
«Я показывал ему, как умел, что не намерен служить мишенью для его ума, но он делал вид как будто не замечает, как я принимаю его шутки. Недели три тому назад, во время его болезни, я говорил с ним об этом откровенно; просил его перестать, и, хотя он не обещал мне ничего, отшучиваясь и предлагая мне, в свою очередь, смеяться над ним, но действительно перестал на несколько дней».
В целом, реакция царя и светского общества сводилась к фразе «Туда ему и дорога».
Николай Соломонович Мартынов благополучно прожил в своем имении до 60 лет. В 1924 году ученики Алексеевской школьной колонии, желая отомстить за Лермонтова, разорили фамильный склеп Мартыновых, достали останки убийцы поэта и утопили их в пруду.
