Продолжение предыдущей публикации.
В Рославле Александр познакомился с девушкой Лукерьей, которую звал гулять, но она из дома никуда уходить не хотела. Тогда наш герой стал приходить к ней, а ее родственники в это время ходили в гости к соседям. Так проходили свидания. А под Рождество Александр взял бутылку водки и пошел к Лукерье. Но на побывку приехал ее брат. Они выпили все спиртное и Александр заснул на кровати. Дальше воспоминания о том вечере обрываются.
Позже Александр попал в самую гущу военных действий — воевал под Ошмянами и Крево. Событиям тех дней отведено немало страниц дневника.
— Он красочно описывает бои во всех подробностях: как взрывы калечили людей, как самолет летал над окопами, вспоминает убитых однополчан. Кстати, с той войны сохранились фотографии его товарищей.
В западных областях Беларуси немецкие войска оставались до марта 1919 года, но солдат распустили по домам уже в 1918 году. Александр, отвоевав, отправился в родную деревню. Возвращался через Минск и Лиду, где еще были немцы.
— А форма-то у него была российская! Он опасался, что его могут убить, поэтому домой пробирался ночами. Когда уже шел из Лиды, встретил на повозке своего знакомого. С ним домой и поехал. По дороге узнал, что в его семье произошла трагедия — погибли сестра и ее дети. Кто-то из малышни притянул домой снаряд, дети стали его разбирать, а взрослые сидели рядом и наблюдали за этим. Рвануло. На месте погибли его сестра и ее сыновья. Александр очень опечалился этим событием.
Дальше крестьянин описывает, как пришла польская власть и как восстанавливалась деревня после войны. У Александра все было хорошо — он построил дом и женился на местной девушке.
— Описание хаты в дневнике и дома, где я нашел вещи, совпадают, — говорит историк. — Скорее всего, речь идет именно об этой постройке.
Потом началась Вторая мировая война. В деревню пришли немцы. Правда, Александр про их приход упоминает лишь мельком. Больше внимания он уделяет Армии Крайовой.
— Дело в том, что Большие Конюшаны — деревня православная, а в округе все остальные местечки католические. И здесь, по воспоминаниям местных, всегда были какие-то конфликты между деревнями. То на танцы придут из Конюшан парни — кого-то побьют из других местечек, то наоборот. И здесь надо понимать, что для «поляков», то есть католиков, приход Армии Крайовой не вызывал вопросов, а вот в Больших Канюшанах этих партизан называли «белополяками». Так о них пишет и Александр.
Приход поляков сильно напугал мужчину и он несколько месяцев прятался в лесу, где питался грибами, жег костер и очень опасался, что дым как-то может его выдать. Но через какое-то время вернулся домой. А потом уже и война закончилась.
— Он подробно описывает 50-е годы, плохо отзывается о большевиках. Когда пришла советская власть, стала создавать колхозы. И крестьяне, вспоминал Александр, должны были все свое добро отдать для создания сельхозпредприятия. Отдал и он, решив не спорить в открытую с властью, но очень таким положением дел был недоволен. Вот и история с кражей зерна тому подтверждение. Он считал, что забирал свое из своего же сарая.
В 1960 году Александр «был позван в Лиду на допрос о кражы зерна и продержали позно, и шол домой, проходя Минойты [неразборчиво] машыны и стылу легкоушка сбила меня с ног прама села мне, а спину. Было [неразборчиво] декабря 60 год».
Дальнейшую судьбу Александра можно отследить по письмам, которые он писал, видимо, своей жене или кому-то из родственников. Там он рассказывал, например, о своем быте в гродненской тюрьме. Также среди писем было много его заявлений о реабилитации.
В 80-е годы, судя по письмам, мужчина еще жаловался в районную администрацию на то, что над деревней летают самолеты и просил местные власти прекратить это.
— История этого местного жителя — это как история умирающей деревни. Ни дневник, ни фотографии уже никому, по сути, не нужны. Да и дома, который построил Александр, уже тоже скоро не будет. А ведь за каждой хатой стоит какая-то своя история. Простая, но от этого не менее ценная. Но дневников крестьяне не писали, поэтому через какое-то время нам будет трудно представить, как это — жить вот в такой деревне. И тем и ценна эта находка.
Такое описание быта и документальное свидетельство событий первой мировой войны от непосредственного участника — уникальны.
Что делать с дневником, Мечислав Супрон пока не решил. Сейчас раритет хранится в Гродно. Может быть, через какое-то время воспоминания Александра Клима историк оцифрует или издаст мемуары отдельной книжкой, чтобы каждый желающий мог прочитать дневник «человека XIX века».
