Бег по городу и поездка на осле: как в средневековье наказывали прелюбодеев.
В средние века в Западной Европе в качестве наказания прелюбодеев не утвердилась византийская норма — кастрация любовника и отрезание носа неверной женщины. Вместо этого оба любовника, голые, связанные верёвкой, бежали по городу. Иногда мужа неверное жены и саму женщину катали на осле. Это символизировало низведение мужчины до женщины, их символическую смерть, что выглядело более суровым наказанием, чем смерть физическая.
В средневековой Европе достоинство замужней женщины, в не меньшей степени чем достоинство юной девушки, зависело от ее сексуальной чистоты и поведения. Равным образом любой эксцесс – оскорбление, изнасилование, адюльтер или следовавший за ним аборт – мог отразиться на ее репутации. Покушавшийся на женскую честь мужчина также был достоин наказания.
В древней Греции, а затем в Византии таким наказанием для мужчины (не только насильника, но и вступившего в половую связь с замужней женщиной) часто служила кастрация, а для женщин — отрезание носа (чтобы своей красотой она не привлекала более мужчин). Но в Западной Европе эта практика не получила широкого распространения. В качестве нормы права (под влиянием византийского законодательства) кастрация прелюбодея рассматривалась почти исключительно в городах средневековой Италии: Флоренции, Перудже, Венеции.
Система же французских (как и других территорий Западной и Центральной Европы) судебных наказаний за сексуальные преступления и, в частности, за адюльтер вообще довольно долго оставалась слабо разработанной и, в связи с этим, сильно различалась в зависимости от провинции. Например, в Арле обычным наказанием за измену было изгнание виновных из города. Неверных жен также весьма охотно заключали в монастыри. В целом же судьи предпочитали иные наказания за адюльтер – имевшие, впрочем, также значение в первую очередь в плане диффамации, унижения достоинства преступивших закон мужчин.
Прежде всего к ним относился т.н. «бег». Суть этого наказания состояла в следующем. Мужчина и женщина, признанные виновными в адюльтере, обязаны были пробежать через весь город по заранее установленному или определённому пути – обычно от одних ворот до других. Впереди них бежал глашатай, трубивший в трубу и призывавший жителей насладиться зрелищем. Естественно, что, как и любое иное публичное наказание, «бег» проводился исключительно днём.
Для нас особенно важным представляется то обстоятельство, что очень часто претерпевающие наказание любовники должны были бежать по улицам города голыми. Схваченные на месте преступления голыми, в точно таком же виде они расплачивались за свой проступок. Судя по документам, чаще всего они бывали раздеты полностью; иногда мужчина был раздет, а женщина одета; иногда мужчине оставляли его брэ, а женщине – нижнюю рубашку. При этом бегущая впереди женщина должна была держать в руках верёвку, второй конец которой привязывали к гениталиям её любовника. В некоторых случаях, насколько можно судить по миниатюре из «Кутюмы Тулузы», верёвка бывала пропущена между ногами женщины, доставляя ей тем самым дополнительные мучения. «Бег» также мог сопровождаться публичным бичеванием, иногда – «до появления крови».
Такое наказание оставалось популярным в городах Южной Франции весьма долго — на протяжении всего позднего средневековья. В Тулузе «бег» использовали не только в XIII веке, но и в конце XIV и даже в начале XV века. В XIV веке он упоминался в материалах судебной практики Драгиньяна, Периго, Руэрга, Фуа, Гурдона. Исследование Сирила Понса показало, что точно так же «бег» был популярен и в некоторых городах Северной Франции, например, в Труа, в Лионе и его окрестностях.
В отдельных, правда, весьма редких случаях наказанием за адюльтер вместо привычного «бега» могла стать смертная казнь виновного в преступлении мужчины. Происходило это только тогда, когда виновным в адюльтере признавался ученик или подмастерье, а соблазнённой им женщиной была жена его мастера. Такое дело в конце XIII века рассматривалось, в частности, в Тулузе, где перед судьями предстали ученик булочника (приговоренный затем к казни через повешение) и его хозяйка.
Однако, в плане диффамации виновного, «бег» был значительно более эффективным наказанием, нежели смертная казнь. Пробежка по городу в голом виде, в компании собственной любовницы, под градом ударов вела к публичному осмеянию, унижению мужчины, к превращению его в преступника – и не только.
Особое значение здесь имело даже не раздевание мужчины, виновного в адюльтере, но верёвка, привязанная к его гениталиям, самым серьезным образом угрожавшая его мужскому достоинству. Подобным образом достигался эффект имитации кастрации, приводившей не просто к унижению человека, но к символическому лишению его половой идентичности, к превращению его в женщину и, как следствие, к исключению его из общества полноценных мужчин.
«Прогулка на осле» была вполне распространённым наказанием за адюльтер в средневековой Франции. Правда, здесь на это малопочтенное животное усаживали не любовника неверной жены, но её незадачливого мужа, всеми способами пытавшегося скрыть прискорбный факт измены. Та же участь была уготована мужчине, если супруга имела обыкновение бить его, а он не предпринимал никаких ответных мер. Важно, что и в том, и в другом случае «виновный» должен был ехать на осле задом наперёд – в позе, обладавшей недвусмысленными сексуальными коннотациями и уподоблявшей мужчину женщине.
Подобный вид наказания – как и «бег» – являлся в средние века правовой нормой, и отказ подчиниться требованию суда карался штрафом. Главными же свидетелями и гарантами приведения приговора в исполнение в данном случае становились соседи семейной пары, которые и заставляли обманутого мужа прокатиться на осле по улицам города. Ближайший сосед вел животное под уздцы – правда, он не всегда на это соглашался. В случае категорического отказа опозоренного мужа садиться на осла, его роль мог также исполнить сосед. Порой конфликт между участниками процедуры приводил к кровопролитию. В 1376 году в Санлисе супруги, приговорённые к «прогулке на осле», попытались сбежать от соседей, с которыми в конце концов подрались. В 1393 году в Кальвадосе, в 1404 гогду в Юре, а в 1417 году в Сантонже были отмечены убийства соседей-мужчин, которым было поручено вести осла под уздцы. Тем не менее, обычай катать на осле мужа прелюбодейки оказался весьма живучим: к этому наказанию прибегали ещё в конце XVI века, как во Франции, так и в Германии, где (например, в Дармштадте) даже назначался специальный человек, ухаживавший за ослом, предназначенным для подобных целей.
То обстоятельство, что на осле ехал не мужчина-прелюбодей, а именно муж неверной женщины, не должно нас слишком смущать, тем более, что иногда на его месте все же оказывался и её любовник. Известно, что в Древней Греции не только мужчина, соблазнивший замужнюю женщину, но и её супруг – в том случае, если он не принимал против неё никаких карательных мер – лишался гражданских прав. Очевидно, тот же подтекст мы можем выявить в «прогулке на осле» и в средневековье, тем более, что связь между двумя, на первый взгляд, весьма далеко отстоящими друг от друга – как в пространственном, так и во временном плане – правовыми системами в данном случае прослеживается довольно отчётливо.
Любое из таких наказаний – будь то кастрация, «бег» или «прогулка на осле» — рассматривалось современниками прежде всего как жест унижения достоинства виновного. Таким образом в средневековом судопроизводстве оказывался воспринят не только греческий принцип назначения наказания, но и символический смысл последнего: унижение мужчины через уподобление его женщине и последующее исключение его из общества.
И всё же – при сохранении общей основной тенденции – европейская судебная практика оказалась различной. Если в Италии основное внимание в плане диффамационного эффекта, уделялось кастрации, во Франции предпочтение отдавалось «бегу» по улицам города любовника неверной женщины и «прогулке на осле» её обманутого мужа. Несшие практически идентичное наказание мужчины здесь в некотором смысле уподоблялись друг другу, ибо оба признавались окружающими виновными в том, что допустили подобное преступление. Отныне они не могли считаться достойными членами общества, устои которого подвергли угрозе. Они переставали быть собственно мужчинами, претерпевая символическую смерть, во многом оказывавшуюся значительно более эффективным наказанием, нежели смерть реальная.
