Золотой урожай Треблинки, Польша, 1940–е.
Первое впечатление – типичная сценка для уборочной страды, крестьяне собрались передохнуть и заодно согласились попозировать. Но что–то здесь не так, сама картинка кажется, замечает Ян Томаш Гросс (автор книги «Золотой урожай»), одновременно и знакомой, и странной. И эта странность только усиливается, когда зритель замечает, что на земле перед группой людей рассыпаны черепа и кости. Туман загадочности рассеивается лишь тогда, когда автор книги называет время и место. «Мы в середине Европы сразу после окончания Второй мировой войны. Крестьяне на фотографии стоят на горе из пепла. Это пепел 800 тысяч евреев, задушенных газом и сожженных в лагере смерти Треблинка с июля 1942 по октябрь 1943 года. Это крестьяне раскапывают останки жертв Холокоста в надежде найти там золото и драгоценные камни, которые не были замечены нацистскими палачами».
Свидетельство Доминика Кухарека, единственного, кто был привлечен к ответственности в связи с «раскопками» в Треблинке: «Я не знал, что искать золото и дорогие вещи на территории бывшего лагеря запрещено, потому что советские солдаты тоже ходили туда с нами. И в тех местах, где они рассчитывали найти что–нибудь, они использовали взрывчатку». Да и вся деревня туда ходила, показал в суде Кухарек, после того как он был задержан, когда старался продать в Варшаве найденный им в Треблинке бриллиант.
В ноябре 1945 года Треблинку в составе Главной комиссии по расследованию гитлеровских преступлений посетила писательница Рахела Ауэрбах. Впоследствии она выпустила книгу «Польское Колорадо, или Золотая лихорадка в Треблинке», где тоже рассказывает о заполонивших бывший концлагерь людях с лопатами. Вообще же придуманное ею название с полным основанием можно отнести к примыкавшим к Треблинке деревням не только после войны, но и во время ее. Тогда между охраной лагеря и местными процветала торговля, которая произвела в этом районе «материальную и экономическую революцию». Один очевидец описывал это так: «Соломенные крыши исчезли, их заменило листовое железо, и вся деревня казалась кусочком Европы, неожиданно оказавшемся в центре Подлясья». Гросс замечает, что охрана Треблинки в основном состояла из бывших советских военнопленных, украинцев, которых из–за цвета их формы местные жители называли «черными». Их с удовольствием принимали в домах польских сельчан. Еще свидетельства очевидцев. «Проститутки из близлежащего города и даже из Варшавы приезжали сюда, предвкушая получить за свои услуги золотые монеты, притом что водку и еду можно было купить во многих домах». «В деревнях недалеко от лагеря украинцы в свободное от “работы” время были желанными гостями для многих крестьян. В таких домохозяйствах дочери владельца, по рассказам людей, составляли компанию этим убийцам и с удовольствием пользовались их щедростью». Инженер Ежи Кроликовский, участвовавший в строительстве поблизости железнодорожного моста, оставил такие воспоминания: «Когда я впервые увидел людей, собравшихся встречать поезд [с евреями], я подумал, что они пришли сюда с благородным намерением накормить голодных и напоить жаждущих […] Когда транспорты охранялись не немецкими жандармами, которые не позволяли никому подходить к вагонам, но одним из вспомогательных полицейских формирований [иногда даже польской полицией], то здесь собирались толпы людей, приносивших ведра с водой и бутылки с самогоном. Вода была для узников, запертых в товарных вагонах, а алкоголь для подкупа охранников, чтобы разрешили приблизиться к вагонам, Когда алкоголя не было или конвойных только выпивка не устраивала, то к ним выходили девушки, которые обнимали их и целовали – что угодно, лишь бы подойти к вагонам поближе. Когда, наконец разрешение давалось, начиналась торговля с умиравшими от жажды несчастными, которые были готовы платить сто злотых за чашку воды. Иногда случалось так, что, передав деньги, они воды не получали».
Ян Томаш Гросс уехал из Польши в ходе так называемой «мартовской эмиграции» 1968 года, когда почти все остававшиеся там евреи покинули страну в результате антисемитской кампании, развязанной коммунистами. Он поселился в США и начал научную карьеру, причем социологическая подготовка обусловила и метод сбора материалов для его исследований – общение с очевидцами и записывание их рассказов. Так появилась на свет его книга «Соседи» (2001), повествовавшая о зверском уничтожении в июле 1941 года еврейского населения польского местечка Едвабне – самими же поляками и без участия немцев. Она вызвала взрыв общественного негодования в Польше, направленный против самого Гросса, – за клевету на весь польский народ. Для расследования событий в Едвабне была создана правительственная комиссия, которая подтвердила правдивость изложенного, и в 2011 году президент Бронислав Коморовский принес официальные извинения за это преступление. Все равно с момента опубликования «Соседей» Гросс не в чести у многих польских интеллектуалов и католических клириков, и каждая его новая книга о соучастии поляков в истреблении своих еврейских сограждан провоцирует каскад обвинений и оскорблений. Как он смеет порочить всех за грехи ничтожного меньшинства? Разве не Польша удостоена израильским Институтом Яд Вашем звания страны–праведницы за спасение евреев во время Холокоста? Разве не поляки составляют большинство Праведников Мира в том же Яд Вашеме? Разве не погибли три миллиона поляков во время войны? Разве не они стояли насмерть по время Варшавского восстания 1944 года? Героическая борьба народа против нацистов была и есть часть польской национальной идентичности. Я пишу свои книги, отвечает на это Гросс, как поляк, для которого описываемые мной события являются пятном на моей идентичности. Да, большинство из трех миллионов польских евреев погибли от рук немцев, но примерно 250 тысяч избежали лагерей смерти, – выжило, однако, около 40 тысяч. Куда же девались остальные?
